Вот еще интересная ссылка- опубликованная в толстом журнале «Звезда» 2006, №1 статья Александра Щелкина "Наркотики. Цивилизация. Человек."
Интересно, что во второй части статьи автор переходит к теме "восточной (индийской) духовности" и выдаёт такой любопытный пассаж:
ВОСТОК КАК ПСИХОДЕЛИЧЕСКАЯ МЕТАФОРА
Картина "психоделической утопии" и ее катастрофы будет неполной, если мы не обратимся к реальной истории человечества, которая, как всякая жизнь, богата на разного рода эксперименты, пробы и ошибки. В ловушку нарцистической самоизоляции могут попадать не только индивиды, но и целые культуры. Духовная культура Востока - в данном случае речь идет, прежде всего, об Индии - характерный пример. Именно на примере индийского традиционного мировоззрения можно обнаружить, что бегство от реальности всегда влечет за собой весьма нежелательные и малоблагоприятные последствия, которые рано или поздно приходится преодолевать.
...
Здесь не место выяснять, по каким причинам жизнь индийской цивилизации долгое время (до второй половины ХХ века) шла под знаком пренебрежения повседневным материальным миром. Примем это как факт: восточный человек жил в обстановке таких духовных ценностей, как "нирвана", "безмятежность", "недеяние" и т. д. Понятно, что культ этих ценностей не мог не влиять на образ жизни. Понятно и то, что "этот образ жизни уводит от мира сего; цель его - обрести убежище. <...> Импульс, движущий им (восточным человеком. - А. Щ.) есть импульс отказа, а не импульс стремления" (А. Тойнби. Цит. соч., с. 363). Последствия такой жизненной философии не преминули сказаться - и притом самые нешуточные. Буддизм, джайнизм и другие индийские учения, как вынужден был констатировать великий патриот своей страны Джавахарлал Неру, приводили к тому, что "в некоторые периоды индийской истории наблюдалось широко распространенное бегство от жизни, например, когда много народу вступало в буддийские монастыри" (Дж. Неру. Открытие Индии. Книга первая. М., 1989, с. 125-126). С точки зрения традиционной индийской философии, мир есть обман ("майя"), которому человек не должен поддаваться. "В целом учение Будды, - сделает в итоге вывод Дж. Неру, - породило пессимистическое отношение к жизни" (цит. соч., с. 272). Зараженный таким пессимизмом человек принимает за благо обратиться к "потусторонности мира, стремлению к освобождению, к избавлению от мирских тягот" (там же).
В национальном масштабе такой "образ нежизни" оборачивается самым жалким существованием. То, что Дж. Неру увидел в наследии прошлого, на фоне энергично прогрессирующего западного мира, конечно, обескураживало: "Индийская жизнь превращается в вялотекущий поток, питаемый прошлым и медленно прокладывающий себе путь сквозь нагромождения мертвых веков. Тяжкое бремя прошлого подавляет ее, и ее охватывает какое-то оцепенение. Неудивительно, что, находясь в таком состоянии духовного паралича и физической усталости, Индия деградировала и осталась омертвелой и неподвижной в то время, когда другие страны двигались вперед" (цит. соч., с. 79). Нетрудно заметить, что аналогия с психоделическим бегством от реальности напрашивается сама собой. Налицо все признаки схожести. Здесь и разочарование в "этой" жизни, и наслаждение грезоподобным состоянием души - в одном случае с помощью наркотических веществ, в другом - за счет практики "освобождения" ("мокша").
Надо сказать, что один из основателей современной европейской философии Гегель как раз и описывает духовный опыт Индии в терминах, в которых наши современники могут легко узнать черты нынешнего наркотического кризиса. Знаменитый философ начинает с самого главного впечатления. "Следует <...> определить характер грезящего духа как общий принцип индийской натуры" (Гегель. Философия истории. СПб., 1993, с. 180). Дальше - больше: Гегель говорит о главном - о преодолении субъектно-объектной дихотомии, когда субъект уже пребывает везде, не встречая сопротивления со стороны объектов. Разве это не напоминает уже приведенное выше описание наркотического состояния? Гегель пишет о том, что в индийском миросозерцании "индивидуум перестает сознавать себя этим индивидуумом, обособленным от предметов. <...> Поэтому грезящий индус является <...> чем-то бесконечным и безграничным, божественным в самом себе" (там же).
Очевидно, что такое состояние духа неконструктивно: "дух блуждает среди грез" (цит. соч., с. 185). Производственная, политическая и любая другая рациональная практика в привычном европейском смысле становится трудноосуществимой. "В индийском мире, можно сказать, не оказывается ни одного предмета, который был бы реален, был бы точно определен, который не был бы тотчас же обращаем фантазией в противоположность того, чем он представляется рассудочному сознанию" (цит. соч., с. 203). Понятно, что это состояние сознания не могло не отразиться на всем индийском жизнеустройстве. Для его описания Гегель не пожалел критического сарказма - сарказма рационалиста и либерала.
При внешней иллюзии незыблемости и порядка, которые вроде бы должны характеризовать традиционный кастовый уклад индусов, Гегель зорко отмечает, что здесь царят произвол и несправедливость. "Индусы не наступают на муравьев, но безжалостно дают гибнуть бедным странникам. Особенно безнравственны брамины" (цит. соч., с. 196). Вновь поневоле возникает сравнение с эгоизмом и нетерпимостью - главными поведенческими характеристиками наркомана, пребывающего в мире собственных фантазий и полного отсутствия самодисциплины.
Наконец, у Гегеля встречаются и непосредственные упоминания наркотического транса, использованные в качестве метафоры для объяснения драмы современного ему индийского общества - экономической отсталости, отсутствия подлинной государственной жизни, низкого нравственного потенциала и ущемления свободы личности. "У них все сводится к мечтательности и находится в рабской зависимости от нее. <...> Опустошенный дух не находит успокоения и не в состоянии понять себя, но лишь таким способом находит наслаждение; это можно сравнить с тем, как совершенно опустившийся в физическом и духовном отношениях человек делает свое существование бессмысленным и находит его нестерпимым и лишь благодаря опиуму (курсив мой. - А. Щ.) создает себе мир грез и счастье безумия".
На рубеже XIX и XX веков, вплотную познакомившись с Западом и поняв, что главный источник технического и научного прогресса, экономической и политической динамики лежит в активной духовной позиции, многие выдающиеся индийские мыслители и общественные деятели Индии попытались изменить ситуацию в своей стране. Показателен рецепт одного из них, Вивекананды. Один из глубочайших знатоков и последователей индийской традиции, он, тем не менее, вынужден был в 1897 году обратиться к своей нации с таким призывом: "Для нас не время умиляться! Мы так долго умилялись, что стали кипами хлопка. <...>То, что нужно нашей стране, это железные мускулы, стальные нервы и гигантская воля, которой ничто не может противостоять. <...> Почему нами, трехсотмиллионным народом, тысячи лет управляет какая-то горстка иностранцев? Потому, что у них была вера в себя, а мы в себя не верим. <...> Не англичане, а мы ответственны за свое падение. <...> Вот пробный камень истины: все, что расслабляет вас физически, умственно, духовно - все это отбросьте. Это яд. Жизнь не в этом. <...> Отбросьте ваш расслабляющий мистицизм и будьте сильными!" (Р. Роллан. Жизнь Ромакришны. Жизнь Вивекананды. М., 1991, с. 290-292).
